– Много, – сказал Дронго, вернувшись в кабинет.
– Почему много? – не понял Ратушинский. – Вы успели обернуться за несколько секунд.
– За двадцать две. Для обычного похитителя это очень много. На такой срок нельзя исчезать из поля зрения хозяев. Может, кто-то вошел из соседней комнаты? Кто в тот день поднимался на второй этаж?
– Только Юлия, – хмуро ответил Борис Алексеевич, – больше никто. Хотя…
– Договаривайте.
– Кажется, поднималась Инна. Она вошла в спальную вместе с Майей Александровной, но вместе с ней и вышла.
– Спальная вашей жены далеко? – уточнил Дронго.
– Соседняя комната… – убитым голосом сообщил Ратушинский. – Но Инна не могла…
– Этот вопрос мы обсудим позже. А сейчас скажите, почему вы меня обманули?
– Обманул? – не поверил услышанному Борис Алексеевич. – О чем вы говорите?
– Вчера мы договорились о встрече в вашей квартире и в вашем офисе. И вы ни слова не сказали мне о важном совещании, на котором должны были присутствовать. А сегодня утром неожиданно выясняется, что вы очень заняты. Я, конечно, не очень вам поверил. Смерть важнее любой работы. Именно поэтому я посчитал, что вы меня обманываете. И не ошибся. Вы действительно меня обманули.
Борис Алексеевич устало опустился в кресло.
– Мне так надоели все эти подозрения, – неожиданно пожаловался он. – Уж не знаю, кому верить, а кому нет.
– В таком случае начните с меня, – предложил Дронго. – Определите для себя, верите вы мне или нет. Если не верите, давайте завершим наши отношения, если верите, то старайтесь мне доверять. Хотя бы несколько дней, пока мы с вами работаем.
– Почему вы подумали, что я вас обманул?
– Догадался. В такой момент никакие совещания не важны. Тем более незапланированные. Значит, вы уехали по более важным делам. Я поехал к Инне Денисенко. Хотел спросить, как она себя чувствует. И узнал от соседки, что она уехала в морг со своим братом.
– Брат действительно заезжал за ней, – устало согласился Ратушинский. – А я приехал прямо в морг.
– Я видел около морга вашу машину и понял, что вы тоже там.
– Да, я посчитал, что должен быть там. Вы понимаете мои мотивы? Утром Майя Александровна пришла в себя, но у нее была сильная аритмия. Предынфарктное состояние. Сейчас наш врач дежурит у ее постели. И сиделка все время рядом с ней. Я очень беспокоюсь за здоровье супруги. А Инна – ее лучшая подруга.
– Поэтому вы и приехали в морг?
– Конечно. Близким в такую минуту нужно помочь, поддержать их. Я договорился с судмедэкспертами: тело мы можем взять через два дня. Правда, нужно получить еще согласие следователя прокуратуры. И тогда можно организовать похороны. Я же говорил вам, что считаю себя отчасти виновным в том, что случилось в моем доме.
– Зачем вы скрыли от меня, что собираетесь поехать в морг? Я бы вас понял.
– Не знаю. Мне было неудобно. Я вспомнил, что мы с вами договорились о встрече… Не знаю… Мне показалось, что я проявляю слабость, поэтому не стал вам ничего говорить.
– Надеюсь, больше вы ничего от меня не скрываете?
– Больше ничего.
– В таком случае мы едем к вам в офис. Я думаю, что сейчас как раз время.
Ратушинский взглянул на него, но не тронулся с места.
– Что еще произошло? – спросил Дронго, глядя на хозяина дома.
– Я решил отстранить Юлию от ее служебных обязанностей, – сообщил Борис Алексеевич, глядя в некую точку перед собой.
– Почему?
– У меня есть подозрения. Сначала документы, потом это убийство.
– Вы могли рассказать о своих подозрениях следователю прокуратуры.
– Нет, не мог. И вы прекрасно знаете, почему. Не хватает еще посвящать его в мои дела. Я и так опозорен публикациями этих документов Лисичкиным. И еще убийство на мою голову. Нет, я не хочу посвящать следователя в свои дела.
– Тем не менее Юлию вы отстранили от работы…
– Пока да. Мне нужно все проверить и убедиться самому. Я не стал увольнять ее, а перевел в отдел зарубежных связей. Там как раз не было психолога. В зарплате она не потеряет.
– Вы ей сами сказали об этом?
– Нет. Я попросил нашего вице-президента сообщить ей о моем решении. Думаю, она все поймет правильно и не обидится.
– А если обидится?
Ратушинский нахмурился.
– Так будет лучше, – упрямо сказал он.
– Я думал, вы сильнее, – покачал головой Дронго.
– В каком смысле?
– Вы сами не могли объявить ей о своем решении? Боялись скандала?
– Ничего я не боялся. Просто решил, что будет лучше, если ей об этом скажет наш вице-президент. Он занимается кадрами. И она раньше работала у него, была его секретаршей…
– И его любовницей, – добавил Дронго.
Борис Алексеевич ослабил узел галстука, снял очки, протер стекла и, не надевая очков, задумчиво произнес:
– Значит, она вам все рассказала.
– Не уверен, что все, – возразил Дронго, – но кое-что успела.
– О моих с ней отношениях тоже?
– Я об этом ее не спрашивал, – слукавил Дронго, не желая выдавать молодую женщину.
– Напрасно, – надел очки Ратушинский. – Мы были с ней близки. Несколько раз. Надеюсь, она не рассказала вам всех подробностей…
– Вы хотите сообщить мне какие-нибудь детали?
– Нет. За исключением того обстоятельства, что она сама перешла ко мне от нашего вице-президента…
Дронго молчал, позволяя ему высказаться.
– В общем, она всегда знала, чего хочет, – продолжал Борис Алексеевич, – поэтому ушла от вице-президента, узнав о его предполагаемой женитьбе. До этого она явно строила свои планы в расчете на его холостяцкую квартиру.
– И перешла к вам, зная, что вы женаты?